Жил-был в
распластавшемся за тремя морями и
двумя океанами царстве воевода Путята.
Жил, да добра наживал. Как и другим
воеводам ему приходилось с эти делом
очень торопиться, потому, что по
договору между собой бояре сделали так,
что воевода в царстве менялся каждые 8
лет.
Народу это очень нравилось, так как,
сами понимаете, за столько лет не
только воевода, но и собственная
старуха иному надоест пуще пареной
репы. Поэтому, если попервости народ
собирался на площади и кричал: «Любо,
любо!», - то потом его энтузиазм куда-то
исчезал и приходилась назначать нового
воеводу. Собственно народ-то его как
раз и назначал, потому что царя в этом
царстве как такового и не было. Был
только воевода. Так исстари повелось.
Из-за того, что сроку воеводам на все
про все лишь восемь лет давали, то
воровали воеводы отчаянно. Чтобы на всю
жизнь хватило, да еще пра-пра-правнукам
осталось. А делать это каждому новому
воеводе все труднее и труднее было,
потому, что всякие полезности и
разности, в этом царстве имевшиеся,
давно уже присвоил какой-нибудь из
предыдущих воевод, и подарил или своему
брату или свату или себе оставил.
Повадились воеводы было все новые
оброки и пошлины выдумывать, но тут у
них сложности получились, потому, что
купцы на них жутко обижались и говорили:
«Мы люди солидные, тебя, воевода, любим
и подарки тебе дарим заморские, ты же
нас налогами обкладываешь
непосильными. Голытьба же тебя не любит,
а налогов почитай не платит никаких.
Пойдем мы к бунтовщикам разным, денег
им дадим, они тебя с голытьбой вместе из
палат твоих каменных за ноги вытащат.»
Закручинился воевода в думе тяжелой, и
свет ему стал не мил. С бедняков ведь,
что возьмешь? Грош, да еще вошь... Собрал
он советников знатных, золото казал,
пытками стращал, а никто не знает,
откуда еще деньги взять можно.
Поехал воевода в страны другие, благо
пока дьяком в пыточном приказе состоял,
языки выучил заморские. И никто ему
совета дать не мог. Так доехал воевода
до края мира и встретил там чудо-заморское
- неолибералия с именем чудным:
Монетарий Фондов, Валютин сын. Очередь
из воевод разных к нему стояла, но наш
воевода всем воеводам был воевода,
перстень с руки снял и говорит: «Скажи
мне Монетарий, как мне деньгу из народа
нищего достать». Рассказал ему
Монетарий, что к чему, а за мзду малую
даже собачку ученую дал, на кличку
Починок откликалась. «Ты по царству
своему иди, а как Починок залает, там
значит деньги бесхозные лежат».
Долго они по царству бродили, по нивам
тучным, ярмаркам богатым, да фабрикам
каменным - нигде не лаял Починок, потому,
что все это уже чье-то было. Совсем было
уже воевода собрался обратно ехать -
перстень отобрать, а щенка шелудивого
Монетарию вернуть, да ехали они мимо
халупы бедняцкой, что на берегу ручья
стояла. Тут Починок как начал лаем
заливаться. И сделал воевода реформу
ЖКХ: поставил у ручья, трубы дымовой, да
ямы выгребной сборщиков податей.
Поехали они
дальше, видят больница, где хворые, да
сирые болячки свои лечат - Починок сам
не свой, чуть от лая наизнанку не
вывернулся. И то верно, работники гроши
медные раньше в казну сдавали, а их
потом лечили, по потребности. Или, почти,
по потребности. А оставшимися профсоюз
распоряжался - работники те же - по
болезни пособие, больничные там, или
путевку в санаторий. Даже на море
рабочий люд, бывало, отдыхал. Телом
своим костлявым, да кожей блеклой,
боярынь с купчихами раздражал. Теперь
поставил воевода с боярской думой
другой закон. Деньги собирать, да
лекарям с больными разными не давать, а
хранить не смыкая глаз. Дело это
воевода своим подручным из пыточного
приказа поручил. Кто против них вякнет -
того на кол. Страховая компания, одно
слово, собралась. Лекари, дело ясное, с
хворых теперь три шкуры дерут, у кого
монеты нет - иди да подыхай. А у воеводы
дела от этих мер не в пример лучше пошли.
Потек к нему ручей медный, а где и
серебринка блестнет...
Но мало этого воеводе было. Взял
Починка на цепь и снова пошел по
царству. Учуял пес детей и давай лаять-разоряться.
Детишки то в школу собрались. И, что за
дела - грамоте учить бесплатно, а наукам
разным - особо. Только пожалел воевода
детишек: «Пока малые совсем, пусть в
школу походят, ладно уж, а то иначе и
приказов моих с законами разными
разобрать не смогут! А вот насчет
лицеев, да академиев разных, это чистое
баловство. Не дело холопскому отродью
науки постигать», - распорядился Путята,
и как заорет во всю мощь: «ЕГЭ-ГЭ-ГЭ!»
Прискакали тут его прихвостни и давай
отроков пытать. Кто пытку не выдержал,
тем лбы забрили. Откупные холуи собрали
и Путяте несут. Бедняки в печали, а
богачи в радости, теперь будут их
дебилушки самыми образованными людьми.
Воевода их на службу примет! А тот пуще
всех рад - расходу из казны убыль -
Путятину карману прибыль.
Идут они дальше, как по пустыне, ни
одной бедняцкой души нет. Только купцы
хлеб да соль на подносах несут. Знают,
что при них ничего ничейного днем с
огнем не сыщешь. Разбегается голытьба
рабочая. Только старик хромой
замешкался, Починок на него бросился,
лает до хрипоты, аж пена из пасти
полезла. Никто не понимает, что же с
калики перехожей взять можно. Неужто
его пенсион копеечный? Так как то
сделать, не ясно никому, нищими и так
все царство полнится. А ну как все
старики перед дворцом путятинским
соберутся? Не знает воевода, что делать,
медлит, а пес еле воет уже. Не по-собачьи
воет, а почти что по-человечьи, жутко
так: «Фонд создавай-ай-ай!» Понял тут
воевода, что к чему: «Ну, говорит купцы,
кто хочет пенсии собирать?». Опешили
тут купцы, к стенам жмутся, боятся
старичья. Понимают, что деньги
путятиным детям отдать придется, а
отвечать как? Успокоил их воевода,
приласкал: «Не бойтесь, слуги мои верные,
мы деньги у молодых брать будем. Раньше
мы с них деньги на стариков собирали, а
теперь часть в ваши фонды откладывать
будем. Глядишь голытьба и не разберется.
Молодежь о пенсионе и не думает еще, а
старичье и не поймет, что эти деньги
иначе им достанутся!» Обрадовались
купцы, успокоились. Пса воеводиного
славословят. Послали слуг за костью
заморской. Глядь, а пес-то сдох. Силы у
него кончились, или не уследили - пнул
кто, этого понять нам не дано.
Загоревал воевода, взял из казны лучший
сапфир и поехал на край земли к
Монетарию. Помоги старче, говорит. А
Монетарий взял сапфир и смеется: «Чудак,
неужели ты не понял, любая сука которая
к тебе лебезит, а на народ щерится, тебе
для этого дела сгодится. С рабочего
всегда можно шкуру снять, новая быстро
вырастет!».
